Еврейский фашизм. Уничтожение Дженина

 

«Нам придётся убить всех палестинцев
– если только они не согласятся жить здесь, как рабы».

(Хейлбран, Председатель комитета по переизбранию
мэра Тель-Авива, генерала Шломо Лахата
(Chairman Heilbrun), октябрь 1983).

 

«Израильтяне – непревзойдённые эксперты по эмоциональному шантажу. Именно поэтому каждое осуждение убийств палестинских детей – даже со стороны друзей – немедленно истолковывается как проявление антисемитизма». (Зив Штернхелл (Ze'ev (Zeev) Sternhell), израильский историк и известный эксперт по фашизму, один из авторов книги «Рождение фашистской идеологии», 2 апреля 2004).

 

Справка. Д-р Раяд Абделькарим (Riad Abdelkarim), врач-терапевт из Анахейма, шт. Калифорния; основатель фонда «Дети нуждаются в развитии, образовании и утешении» KINDER USA (Kids in Need of Development, Education, and Relief; эта аббревиатура также означает «Более добрые Соединённые Штаты Америки»). Родился, вырос и получил образование в США. Ведёт ежемесячную рубрику в издании Washington Report on Middle East Affairs. Его воспоминания о посещении Дженина (в числе многих других) вошли в книгу Рамзи Баруда (Ramzy Baroud) «Обследование Дженина (Searching Jenin)»; с её онлайн-версией можно ознакомиться здесь, со с.198. Глава приводится в сокращённом переводе.

Обложка книги «Обследование Дженина»

«Я с ещё одним солдатом... подхожу поближе, вперёд, чтобы подтвердить ликвидацию... Получаю доклад об обстановке. [Оба] стреляем и убиваем её... Я подтверждаю ликвидацию. Конец связи... Говорит командир. Всё, что передвигается, движется в этой зоне, будь это даже 3-летний [ребёнок], нужно убить. Конец связи» (Капитан Р. (Captain R), 5 октября 2004).

Свидетельства доктора Раяда Абделькарима:

«После того, как я вчера (в воскресенье) посетил лагерь беженцев Дженин, мне стыдно, что я являюсь частью мира, допускающего совершение таких чудовищных преступлений. Всех фотографий, выложенных в интернете, снимков, сделанных со спутников, многих тысяч слов, уже написанных другими авторами и виденных мной прежде сцен разрушения в Хан Юнусе, Рафахе и Вифлееме, оказалось совершенно недостаточно для того, чтобы как следует подготовить меня к тем сценам опустошения и отчаяния, свидетелем которых я стал.

[…] Честно говоря, я пребываю в таком оцепенении, что натиск эмоций делает мои мысли бессвязными. Но я чувствую, что это мой моральный долг перед жителями Дженина: сказать что-то, хотя бы что-нибудь.

После того, как я вошёл в лагерь и миновал гигантскую гору обломков – того, что осталось от какого-то здания – меня окутал ужасный, отвратительный, пугающий запах – запах смерти. Всем нам приходилось слышать о нём – о нём рассказывают те, кто выжил в ходе массовых убийств – но я никак не ожидал, что и спустя 10 дней после ухода израильтян он всё ещё будет присутствовать там. И всё же он по-прежнему был там и «приветствовал» десятки зарубежных и неправительственных делегаций, бродивших по лагерю. Никто не знает, сколько тел [остаются] погребёнными там, внизу; несомненно лишь то, что под обломками ничего живого нет.

[Уцелевшие] обитатели лагеря бродили вокруг, словно в трансе; они были явно не в состоянии осознать или смириться с полным уничтожением своих домов. Казалось, весь лагерь находился под воздействием каких-то наркотиков.

С кем бы я ни заговорил, я слышал рассказы, полные ужаса. Рассказы о казнях. О гигантских бульдозерах D-11, которые одним ударом обрушивали [жилой] дом, в котором всё ещё находились целые семьи. Рассказ полуслепого 85-летнего старика, которого я навестил в больнице Дженина. Его изрешетило шрапнелью от снаряда, выпущенного в его дом из вертолёта «Апач». Рассказ парня, которому оторвало правую ногу и часть правой руки, когда в его дом тоже угодил снаряд. Рассказ о 18-летнем мальчике, убитом прямо на пороге своего дома. Мы посидели с его дядей и двоюродным братом и выразили своё соболезнование. Затем – сутки спустя – я узнал, что и мать того мальчика также застрелили на пороге их дома, и она тоже умерла. Это была двойная трагедия.

Рассказы о том, как машинам скорой помощи не давали въехать в лагерь и эвакуировать раненных и убитых. Рассказы о том, как солдаты раздевали женщин буквально догола для обыска прежде, чем позволить им бежать из [окружённого] лагеря. Рассказы о том, как при обыске школы в качестве живого щита полиция использовала молодого парня. Они открывали каждую дверь и вталкивали его туда, чтобы проверить, нет ли там мин-ловушек. Рассказ старика, прожившего в этом лагере 50 лет, твердящего «Что мне теперь делать? Куда мне идти?». […]  Многочисленные рассказы об обгоревших телах жертв, извлекаемых из-под обломков спустя несколько дней после их гибели. Рассказ о комендантском часе и снайперах. Рассказ о мечети, громкоговоритель которой израильские солдаты использовали для справления в него нужды.

Дом за домом – всюду значительные разрушения, но не полные. Не хватает одной-двух-трёх стен. В США такие дома объявили бы небезопасными и опечатали бы. Здесь – нет. Пара металлических штырей для поддержания конструкции – и дети уже играют там, где когда-то был балкон. Какая уж тут безопасность...

Насколько хватает глаз – на площади в несколько футбольных полей – ни одного нетронутого или полностью уцелевшего дома. Самым адекватным является сравнение с [последствиями] землетрясения. Но есть разница: здесь никаких поисков [выживших], никаких команд спасателей, никаких поисковых собак, никакой действительно скоординированной международной помощи по разбору завалов.

В клинике ООН Дженина – свидетельства преднамеренного разрушения и мародёрства. Пулевые отверстия в весах для взвешивания младенцев. В зону регистратуры бросили гранату: стены и потолок усеяны следами осколков. Украден электромотор из стоматологического кресла. Уничтожен автоклав для стерилизации инструментов. Следы от пуль на двери с надписью «Для беременных».

Девиз на футболке: «одним выстрелом – убей двоих» и его воплощение

Где следственная комиссия ООН? И что тут останется расследовать, когда она доберётся-таки до Дженина? Я бродил по лагерю, и – не знаю почему – в голове моей то и дело повторялась чья-то фраза: «Я считаю, что Ариэль Шарон – человек мира».

Наткнулся на блондинку-американку лет пятидесяти, работавшую добровольцем на местную НПО. Она заговорила со мной на арабском. Когда я упомянул, что я из Соединённых Штатов, она заметила: «Значит ты из 'головы змеи'!». И добавила, что раньше жила в Беркли.

Аэроснимки Дженина до и в процессе выполнения операции «Защитная стена». На кадре видны коричневатые «прямоугольнички» бульдозеров и клубы пыли.

Покидая "Ground Zero" Дженина, я испытывал терзающую смесь печали, горя, гнева и стыда. И чувства вины. Ведь за счёт моих налогов были оплачены патроны в вертолётах «Апач», и эти чудовищные бульдозеры-Катерпиллеры. Я тоже несу ответственность за это. Бродя там со своей видеокамерой и фотоаппаратом, я ощущал себя участником какого-то гротескового ритуала смерти.

Прошлую ночь я провёл в окрестностях Дженина. Получилось уснуть на пару часов, и больше не смог. Голова раскалывается. В носу всё ещё стоит этот ужасный запах. В мыслях продолжают крутиться увиденные и услышанные образы. Сердце болит по жителям Дженина и по тому, что мы раньше называли человечностью.

На этом всё.

Источник: http://www.albalagh.net/current_affairs/devastation_jenin.shtml

http://www.fpp.co.uk/online/02/04/Israel/Jenin1.html