Похищение столицы

В скверике у магазина «Стекляшка» их ждал молодой человек. Он улыбался.

— Чему вы улыбаетесь? — спросил Олег.

— А я человек такой: весёлый.

— И даже, когда у вас нет денег?

— А их всегда нет.

— Ну, так-то уж... Молодой человек, и — без денег. А если барышню надо мороженым угостить, а не то в ресторан пригласить? Как же без денег?

— А вот так — обходимся. Для барышень, как я слышал, — главное, чтоб человек был весёлым. А с таким-то им и в шалаше будет хорошо.

Олег повернулся к Екатерине:

— А вы что скажете?

— Думаю, он прав.

— Ну, а как быть с квартирой... Её-то нам без денег не дадут.

— Да уж... За неё требуют семьдесят тысяч долларов. Дом-то элитный, особой планировки.

— Ого! А где же мы возьмём такую сумму? Вы, мил человек, куда это размахнулись? Я думал, он мне однокомнатную найдёт, да в блочном доме, да так, чтоб потолки два метра десять были, а он?..

Адвокат слышал шутливый тон; таким тоном говорят люди и весёлые, и сильные. Но в то же время и червячок сомнений грыз душу: вдруг как и в самом деле он бедный? И всё-таки уверенно шёл к красному кирпичному дому, который высился на самом краю города.

— Да что же мы пешком-то идем? — воскликнул Олег. — У нас машина есть.

И вернулся к машине, подогнал её к подъезду, возле которого уже стояли адвокат и Катя. Здесь был какой-то дежурный по подъезду, поднял их на пятый этаж. Квартира состояла из пяти комнат. В просторном и квадратном коридоре на видном месте висел плакат: «Мебель поставит фирма «Арго»». И буквами помельче — её адрес.

Олег обратился к адвокату:

— У вас есть деньги, чтобы купить такую квартиру? Ах, у него нет, а у меня откуда?.. Но, может, вот она её купит? — повернулся он к Катерине.

— Мне такая квартира нравится. Я бы ее купила.

— Ну, и покупайте, а я у вас сниму её и буду платить за аренду. Надеюсь, недорого с меня запросите. Дайте ему ваш паспорт, — кивнул на адвоката, — он оформит куплю-продажу.

Адвокат и Катерина смотрели на Олега во все глаза: шутит он или серьёзно говорит? Но он как будто и не замечал их вопросительных взглядов.

— Она — майор милиции, с оформлением документов проблем не будет. Давайте, давайте паспорт. Пусть оформляет, и сегодня же.

— Позвольте, — вы что это, серьёзно?.. В мои планы не входит покупка таких апартаментов, да и зачем они нужны в Сергиевом Посаде? Я москвичка, и у меня есть хорошая квартира. А кроме того, где я возьму такую кучу денег?

Олег всплеснул руками:

— Она мне говорит! Деньги! На покупку фабрики нашла, а тут прикинулась Золушкой. Покупайте, вам говорят. И не спорьте со мной!..

Катя в его речи уловила еврейскую лексику, — ту, что она привыкла слышать у Старрока, — не очень заметную, но вполне определённую. И тоже не могла понять: шутит он или, как и она, долго общался с евреями и усвоил их манеру и интонацию.

Такой фамильярный, покровительственный и шуточный тон не очень нравился Катерине, но она не показывала и тени неудовольствия. Она хотя и обладала высокоразвитым умом и тонкой интуицией, но здесь не смогла проникнуть в глубины психологии человека, которому она всё больше нравилась и который за шутовской манерой пытался скрыть свои истинные побуждения. Кроме того, ему не хотелось серьёзно обсуждать денежные проблемы.

Вынул из кармана чековую книжку, написал: подателю сего выдать сто пятьдесят тысяч долларов.

— Поезжайте в Москву, — сказал адвокату, — получите эти деньги и покупайте квартиру на её имя.

— Но зачем так много денег?

— А мебель? Или вы думаете, что в этой квартире можно спать на полу?

Катя ничего не сказала. Она решила, что такой манёвр нужен Олегу для маскировки. А Олег обратился к адвокату:

— Вы сколько имеете на своей службе?

— Сорок долларов. Если взять среднюю сумму.

— Переходите ко мне на службу. Буду вам платить пятьсот. При условии, если о нашем союзе и обо всех наших делах будете молчать, как рыба.

— Охотно соглашусь, если...

— Что, если?.. Сразу и на попятную!

— Да, я боюсь и не хочу иметь дела со всем, что может быть незаконным.

— А у вас в России, как в Америке, почти все дела незаконные. По крайней мере, финансовые. Капитализм же! А это, как я успел заметить, кто кого объегорит. Вот и мы с вами... будем объегоривать. Для начала объегорим вот её — Екатерину Михайловну. Она хотя и майор милиции, а жить-то и ей надо. Для начала мы ей квартирку подбросим — она и будет служить. Нам служить, а не государству. Вам хорошую зарплату положил — тоже будете служить. Государство-то вам мизер даёт. Сорок долларов! Да такие деньги в Америке мусорщик за четыре часа работы получает. А вы институт кончили, а деньги на жизнь вам не дают.

Денежки ваши в карман олигархам плывут. А вы смотрите на них и ушами хлопаете. Президент сунул в Бутырку одного олигарха, а вы повторяете вместе с Кисельманом из телевидения: свободу слова нарушают! Вместо того, чтобы взять чугунную трубу да пойти крушить всех разорителей России, а вы их сторону берёте. Да уж русские ли вы люди? Я бы на месте березовских и этих бы жалких денег вам не платил.

Екатерине эта тирада и совсем не понравилась, но она решила не задирать странного парня, о котором Старрок в минуту задумчивости обронил такую фразу: а этот субъект, что летит к нам из Америки, может стать, а может, и уже стал первым человеком на планете. При мысли об этом по спине Екатерины бежали холодные и колючие мурашки. По природе впечатлительная, обожающая книги о необыкновенных людях, она легко подпадала под обаяние сильных личностей, легко верила рассказам о подвигах, обо всём, что выходило за пределы нормального и даже реального. Она пыталась представить себя на месте вчера ещё бородатого, а ныне такого чистого, гладкого и румяного молодого человека и приходила к выводу: она бы тоже вела себя именно так.

Мысль о том, что Олег к ней равнодушен, не ценит и не замечает её женских достоинств, огорчала её. Автандил и Старрок используют её как главную ударную силу — а тут: смотрит на неё, как на белую стену. Но, думая об этом, она верила, что Олег под натиском её обаяния дрогнет и, конечно же, будет у её ног. Вот тогда он уж не станет скоморошничать. А пока... Видно, человек он такой. А кроме того — деньги. Огромные, фантастические деньги! Сам же он признался в том, что денег у него много, — даже больше, чем у иных олигархов.

Глядя на неё, и адвокат молчал. Сумма новой зарплаты оглушила нежданной радостью. Где-то он читал, что пятьсот долларов получает новый президент России. И у него такая зарплата! Тут есть отчего потерять голову.

Олег подошёл к окну, набрал номер телефона.

— Григорий Иванович?.. Как наши дела?.. У вас всё готово? Посылайте Сергея к тому месту, где мы с вами встречались. Уже готовы к выезду? Отлично! Через пару часов я буду на месте наших свиданий.

И обратился к адвокату:

— Ну, старина, нагнал я на вас страху? Я такой, со мной непросто. В одном могу заверить: вы не будете делать ничего, выходящего за рамки закона. Вас это устраивает?.. Ну, и отлично. А теперь скажите: вы далеко отсюда живёте?

— В нашем городе нет дальних расстояний. Если идти пешком, потребуется пятнадцать минут. Мы живём в старом деревянном домике; он нам достался ещё от прапрадедушки.

— Это интересно! Приглашайте нас в гости.

— Буду рад. Пойдёмте!

И вот они открывают ветхую калитку и входят на усадьбу, где растут яблони, вишни, кусты крыжовника и смородины. За домом, куда прошёл Олег, большой огород и на клубничных грядках копается женщина. Олег подошёл к ней и низко, по старинному русскому обычаю, поклонился. И чётко, громким голосом назвал себя:

— Олег Гаврилович Каратаев, приехал к вам из Америки.

Женщина смутилась и в первую минуту не знала, что ответить. Потом сказала:

— Американец, а так хорошо говорите по-русски.

Олег рассмеялся:

— В Америке есть посёлки и даже целые города, где только и слышишь русскую речь. А теперь вот туда все русские денежки потекли и там много так называемых «новых русских».

— Вы тоже из тех... «новых русских»?

— Но позвольте: я разве похож на «нового русского?»

— Вроде бы русский, — значит, похож.

— То-то и дело: похож. А эти «новые» — вовсе и не русские. Это они так называют себя, чтобы их уважали. Русских-то людей везде уважают. И там, в Америке, тоже. А этим «новым» не верят. И когда видят такого, то показывают на него пальцем и говорят: вот он, который обокрал Россию.

— Милости прошу в дом. Я собрала клубничку, угощу вас.

В доме гостей встретила целая ватага детей: три девочки и мальчик. У окна за журнальным столиком за разобранным стареньким телевизором сидел мужчина лет пятидесяти: видимо, хозяин. Выдернув из розетки паяльник, он нехотя поднялся, машинально поправил пояс, рубашку. Поклонившись Екатерине, сказал:

— Бутенко Амвросий Иваныч.

Поклонился и Олегу.

Адвокат сказал:

— Это мои родители, а это, — подгреб к себе детей, — моё продолжение. Их вон сколько — мал мала меньше.

Катя невольно взглянула на адвоката: вроде бы молодой, а уж детей-то сколько!

— А где ваша мама? — спросила у малышей.

— На работе! — наперебой закричали девочки. — Она доярка, работает в совхозе.

Мальчик, соблюдая мужскую обстоятельность, стоял в сторонке и глубокомысленно молчал. Он был средний, ему было лет пять.

Адвокат сказал:

— Жена у меня тоже юрист, но ей по специальности работы не нашлось. И, кивнув на Олега, сказал отцу:

— А это мой новый начальник. Я вам о нём говорил. Это ему я машину покупал.

Отец пристально оглядел Олега.

Хозяйка пригласила к столу. Здесь из таза, полного клубники, она накладывала ягоды в тарелки и подавала гостям. Катя посадила к себе на колени младшую девочку; ей было года три, и её тоже звали Катериной. Большая Катя обрадовалась тёзке и прижала её к себе. А та, ткнув пальчиком в таз с клубникой, выдала семейный секрет:

— Мы с бабушкой пойдем на базар, продадим клубнику и купим хлеб. А молоко принесёт мама из совхоза.

И в этих словах младенца предстала вся жизнь семьи, весь ужас сотворенной чужебесием на Российской земле трагедии, которую вначале Миша Меченый называл новым мышлением, а уж затем в Беловежской пуще на святой белорусской земле три пьяных недоумка — и все трое нерусских — объявили о распаде великой империи и о начале новой жизни во главе с «демократами», — и тоже сплошь нерусскими.

Можно себе представить, с каким трепетом гости брали кроваво-красные, сверкавшие множеством белых глазков, ягодки, тянули себе в рот. И Олег, и Катя, не сговариваясь, давали себе слово, что отныне семья эта ни в чём не будет нуждаться, а Катя даже подумала: «Доведу ребят до института и затем до конца жизни буду им второй мамой».

— Ну, а вы, — обратился Олег к хозяину, — работаете где-нибудь?

— До перестройки был главным бухгалтером завода, но потом завод купил какой-то африканец и привёз своего бухгалтера. Я вот теперь... ремонтирую домашнюю технику. В детстве-то в радиокружок ходил. Теперь пригодилось.

— Ну, а если бы я вам предложил работу?.. Пошли бы? Я тут недалеко от вас поселюсь. Ваш сын мне квартиру в новом доме подыскал — напротив «Стекляшки».

— Да я бы с удовольствием, да не знаю характера вашего дела. Справлюсь ли?

— А дело у меня своё, личное. Вести учёт доходам и расходам. Два-три часа посидим с вами, и я всё расскажу.

— Если так... Я с удовольствием. Надоело мне сидеть без дела.

— Ну, и хорошо. Ваш сын тоже будет работать с нами. Так что — фирма в стиле новой российской жизни. Вот вам моя рука — будем работать. Завтра же и приступим. У вас есть телефон, я его знаю, а мой телефон знает Николай. Сговоримся. А теперь...

Он поднялся, поблагодарил хозяйку за угощение, сказал:

— Нам надо ехать.

Катя простилась со своей тёзкой, с хозяйкой и хозяином, поблагодарила за клубнику. Хозяйка всплеснула руками:

— Да и не поели! Клубничка-то вся на тарелке.

Олег её успокоил:

— Я за неё поел! Моя-то тарелка — чистая. Хороша у вас клубничка. Я и в другой раз к вам приду. Вы только успевайте её собирать! А устанете, мы с Екатериной Михайловной вам поможем. Вы не смотрите, что она у нас такая важная, а коль за дело примется, у неё всё горит в руках.

Хозяйка кивала головой, улыбалась. Ей нравился этот весёлый и такой простой человек. «Кажется, богатый, а вон ведь какой хороший!» — думала женщина. Она знала, что её сынок только за одну покупку автомобиля от этого человека получил сто долларов. Это же почти три тысячи рублей! Её невестка за такие деньги три месяца гнётся под коровами, а сын два с половиной. Теперь вот он и муженька её на работу берёт. Глядишь, и ему хорошие деньги положит. Такого человека им сам Бог послал.

Перед тем, как сесть в машину, Олег сказал спутникам:

— Вы, Николай, садитесь за руль и остановитесь на той стороне шоссе напротив пруда. У меня будет мужской разговор с друзьями.

Давал понять, что есть у него от них и секреты. Обидно это было Катерине, но, как и всегда, она своих эмоций не показывала.

Вялов и Малютин Олега ждали.

— А ты дискеты мои привёз? — обратился Олег к Сергею.

— Привез и не в одном экземпляре, а в трёх.

— Жлоб несчастный! Мог бы и десять комплектов сделать. Я и вам по комплекту хочу оставить, и другим верным людям. Мало ли что может со мной случиться, а в них, дискетах, три года упорного труда.

— Ну, надо, так сделаем.

Тексты Олег посылал Сергею из Америки по электронной почте; знал, что в багаже их вывезти невозможно. В них сосредоточены сведения о банках, о счетах, о финансовых операциях, — и всё зашифровано так, что без его, Олега, помощи в них никто ничего не поймёт.

— Ладно. Теперь — к делу. Много ли у вас денег ещё осталось?

— Денег твоих много, но нам нужно ещё больше, — сказал директор завода. — Я хотел бы увеличить зарплату людям, построить школу с бассейном, детский сад, выкупить пионерский лагерь, который завод строил тридцать лет, а когда нас банкротами объявили, его два жулика за бесценок купили.

— Выкупайте лагерь и узнайте счета этих жуликов, — я их в один миг сделаю нищими. Я теперь буду наказывать богатых и одаривать бедных. Сколько вам надо на эту программу?.. А впрочем, чего я спрашиваю. Вот поставим компьютеры и перекину на ваш счёт деньги.

— В чёрные времена, — продолжал директор, — когда на заводе появился хозяин и всех нас отстранили, вороньё проклятое стало вывозить в Англию наши лучшие станки и целые технологические линии. Нам удалось поднять рабочих, и мы вышвырнули негодяев с завода. А тут твои деньги подошли, мы стали возвращать на свои места рабочих. Сейчас нам бы хотелось превратить завод в головное предприятие по производству электронной техники. Для этого нам нужен новый корпус. При наличии денег мы бы его в год соорудили.

— Хорошо. Будет вам и белка, будет и свисток.

Олег махнул рукой адвокату и Кате. Они подошли.

— Знакомьтесь, это мои друзья.

— Ого! — воскликнул Сергей, пожимая руку Катерине. — Ты такое чудо из Америки привёз, или?..

— А ты скажи ей что-нибудь и увидишь, как она говорит по-русски.

И серьёзно добавил:

— Нигде в мире я не встречал таких красивых женщин, как у нас в России. Тебе бы, жалкий ловелас, пора бы это знать. Ну, а теперь поедемте на квартиру и установим аппаратуру. А второй комплект переложим в мою машину, я повезу его на дачу и сам установлю.

— Не забыл ты в своей Америке, как это делается? — спросил Сергей.

— Знал бы ты, сколько я там дураков этому обучил. Кстати, в Америке мало я встречал толковых инженеров. Слесаря ещё есть, и даже из чёрных, а вот инженеров — мало. Всё больше тупые, пустоголовые. Вчера у них эксперимент с запуском ракеты по системе ПРО сорвался. Это уже третья неудача. И я не удивляюсь. Они там полагаются на русских эмигрантов, а того не понимают, что среди русских много и нерусских, — чаще всего, это евреи. Они имеют отличные дипломы, высокие звания, а в расчётах не сильны, и если участвуют в сборке агрегатов, то нередко ошибаются. Народ этот, как и американцы: апломба много, а в делах ненадёжны. Когда для меня там создали лабораторию и предложили семь сотрудников, я набирал их из русских и японцев.

Весь день они устанавливали в квартире аппаратуру, потом в ресторане ужинали, а уж потом только разъехались. Катя кому-то звонила, давала адреса, велела выезжать, располагаться; было видно, что говорит она с людьми ей подчинёнными.

Вечером на даче застали Халифов; они обрадовались, и ещё на крыльце, когда Олег поднимался по ступенькам, Регина показала ему на плетёное кресло, предлагая с ними побеседовать, он поблагодарил и сказал, что хочет поправить телефон в своей комнате и установить компьютер. Катерина тем временем развернула свою машину и поехала обратно встречать подполковника Тихого и его людей, которые, по её расчётам, должны вот-вот появиться в посёлке. Тут настойчиво и как-то особенно громко заверещал её телефон. Говорил Старрок:

— Товарищ майор! Я только что от начальства, мне надо с вами срочно встретиться. Я к вам выезжаю. Со мной едет Тихий и взвод охраны. Вам это странно, а мне не странно. Я не знаю, где вы прячете своего... хрякера, но меня вызвали и сказали: организовать охрану по первому разряду. О нём будут докладывать на самый верх. Он уже такая птица, что лучше бы сидел там в Америке и не прилетал. Но он прилетел, и мы теперь будем стоять на ушах. Если с него упадёт хоть один волос, с нас упадет голова. А, может, и ещё больше. Мне сказали, что такой фрукт появился на Филиппинах, так там его поместили на горе и к нему часто приезжал сам президент. Между прочим, он убежал, и его ищут до сих пор. У нас тоже поместят. Скажите, где вы находитесь, и мы к вам приедем и привезём взвод охраны.

— Я вас поняла, — сказала Катя. — Через двадцать минут я вам позвоню.

Развернула машину и поехала к даче. Здесь она прошла в комнату к Олегу.

— Мне звонил Старрок. Сказал, что о вас знают наверху и велели организовать охрану по первому разряду. Что будем делать?

— Делайте такую охрану, — неожиданно спокойно заговорил Олег. — Но при одном условии: начальником пусть назначают вас.

— Вы хотели жить в тишине и от них подальше.

— Я и буду жить в тишине. А охрана?.. Всё равно: мне от неё никуда не деться. Я только не думал, что они так скоро меня захомутают. Значит, грачи мои прилетели.

— Какие грачи?

— А-а… Миша Кахарский и Сеня Фихштейн. Мои американские приятели. Они и раззвонили по Москве. Я им, конечно, обязан, но общаться с ними мне бы не хотелось. Э-э, да ладно: может, и лучше, когда наладят охрану.

— Тогда я буду звонить Старроку.

— Звоните хоть чёрту!..

Катя позвонила, назвала адрес. И Старрок сказал:

— О-о, это совсем рядом. Мы выезжаем.

Странно было то, что генерал назвал Катю товарищем. Он её никогда так не называл. А ещё Катя сразу же различила характерную для Старрока одесскую интонацию, которая появлялась у него, когда он волновался. Несомненно, случилось что-то важное.

Старрок продолжал:

— Эти два его дружка из Америки, — они прилетели сегодня утром, были в министерстве, а потом ходили в Кремль, — у них же везде свои люди! — и всё разболтали.

И почти трагическим голосом заключил:

— Нам важно удержать его в своих руках. Он, говорят, немного ненормальный, но старик Диоген разве был нормальный? Он сидел в бочке и что-то там думал. А Гомер? Он был слепой, а вон какие написал поэмы! А Фарадей?.. Я слышал, он не знал грамоты, а изобрёл электрический двигатель. Мы грамотные, да и то не можем знать, как это он так работает, электрический мотор? Автомобильный мотор я ещё знаю, а электрический не очень. Они все, которые что-то изобретают, немножко ненормальные. Но вы ему ничего этого не говорите. Вы знаете, какой финансовый голод испытывает наша милиция. Пусть он и нас не забудет. Ну, ладно, я вас заговорил, а нам надо выезжать. Вы там выходите на дорогу и ждите нас.

Немного более чем через час Катя увидела, как у недавно построенной церкви показалась кавалькада машин. Впереди бронированный с тонированными стёклами «Мерседес» Старрока, за ним неуклюже катит чёрный железный фургон на манер передвижных мастерских, в которых выезжает бригада рабочих для устранения каких-то больших аварий. И замыкает колонну длинный автобус. И вот они выкатываются на мост через пруд — и тут им преграждает дорогу Екатерина. Ей навстречу из машины выходят Старрок и Артур. Генерал подскакивает к ней, как мячик, подобострастно кланяется, жмёт её руку и всячески даёт знать, что рад встрече, что любит, ценит, обожает майора Екатерину Михайловну. И первые его слова:

— Пусть сам ничего не знает, и чтобы хозяин дачи, где он остановился — ни-ни! Ни гу-гу! Как жили спокойно, так и живут. В этом главная задача охраны. Мы — невидимки! Мы духи! Мы даже и не тени! — нет, мы воздух, эфир, всех видим, но никто не видит нас. Эти два парня, что прилетели из Америки, там, наверху, сказали: херкер тогда только что-нибудь может, когда он спокоен. Говорят, он любит дамочек — и только молодых, и красивых. Нет, вы слышите? Молодых и красивых! А кто их не любит?.. Я не люблю? Или вот он, Артур?.. А что же вы нам прикажете — любить старых?.. Хорошенькое дело! Если рядом молодая, а я буду искать старую и жевать... эту варежку. А?.. Ну, скажите вы что-нибудь, майор Катя?.. Он любит молодых — и пусть любит. Нет под руками, мы ему найдём. Там, на панели, где вы дурили кавказцев, их много. Пусть он любит кого угодно — лишь бы шевелил заморские банки и тянул оттуда зелёные. Говорят, есть банки, которые сами печатают эти зелёные. И что?.. Им разве жалко?..

Катя знала: если Старрок взволнован, он будет говорить и говорить. И поток его красноречия можно остановить каким-нибудь неожиданным словом. И она сказала:

— Он женат! Не надо ему ни молодых, ни старых!

— Женат? А разве такие чокнутые бывают женатыми? Какая же дура станет жить с таким сумасшедшим?..

— Ну, ладно! — воскликнула Катя. — Мы — невидимки. Но как же сделать, чтобы нас не видели?

Катя кивнула на стоявшие сзади машины.

Старрок поднял над головой два пальца:

— И машин, и людей никто не должен видеть. Покажите нам лес, а я скажу, как, где и кого расположить...

Катя села за руль «Мерседеса» и повела машины в дубовую рощу, — она находилась на краю посёлка в ста метрах от дачи Трофимыча. Тут они остановились. Катя увидела подполковника Тихого и с ним несколько знакомых офицеров. Заглянула в раскрытую дверь машины: там было много ребят в штатском. Некоторых из них она узнала. Это были рядовые милиционеры. Различила двух кавказцев из отряда «Эдельвейс».

Отвела в сторонку генерала, сказала:

— Кавказцев отошлите обратно. Они — доверенные лица Автандила, а я бы не хотела, чтобы полковник имел информацию о нашем объекте.

— Понял! Я всё понял. Жалею, что не подумал об этом сразу. Тихий мне говорил, но я... не хотел ссориться с Автандилом. Ошибку исправим.

Поманил пальцем кавказцев и приказал им идти на электричку и ехать в отделение.

— Для вас будет особое задание.

Один было стал возражать:

— Нас послал сюда полковник Автандил...

— Молчать! — закричал генерал. — Марш на станцию!

Кавказцы нехотя вылезали из машины.

Затем генерал позвал с собой офицеров и попросил Артура показать им дачу, в которой будет жить Объект. Отныне Олег стал для них Объектом. Неспешным шагом проходили они тупичок посёлка, в котором насчитывалось домов двадцать. Старрок тщательно оглядывал дачу Трофимыча. Артур сказал:

— Господин генерал! Зайдёмте в дом, я вас познакомлю с моим дедушкой.

Это была оплошность. Катя укоризненно на него посмотрела. Зачем было об этом говорить; ведь генерал не знал, что писатель и есть дедушка Артура. А генерал остановился, подумал. Ему очень бы хотелось познакомиться с писателем и взглянуть на хакера, посмотреть, как он устроился, но он постоял с минуту и сказал:

— Сегодня времени нет. Потом, как-нибудь...

Осмотрели соседние дачи и всю округу. Возле трёхэтажного замка, что недавно воздвиг тут один из «новых русских», остановились, генерал подозвал рабочего, который у ворот разгребал кучу гравия.

— Приятель, что за человек живёт в этом теремке?

— А вам что за дело? — огрызнулся рабочий.

Генерал набычился, толстые малиновые губы дрогнули, но заговорил он тихо и ласково:

— Хорошо, хорошо. Если это уж такая тайна, то не надо ничего говорить. Я ведь так... я просто любопытный.

Рабочий смягчился:

— Секрета тут нет: наш хозяин — московский человек, он заместитель директора института по хозяйственной части.

— Какого института?

— Вроде бы химического, — ну того, что на Миусах.

— А-а... Мне всё понятно. Знаем мы этот институт, большой он, очень большой. Там много помещений и в главном здании и в подсобных. Их теперь сдают в аренду. Берут дорого. Ведь институт-то в центре города. Очень богатый человек, ваш хозяин. Очень. Всё понятно. А скажи, любезный, ваш хозяин не продаёт этот теремок? А-а?..

— Пока нет, но скоро будет продавать. У него такой же дом в Мытищах, да вроде бы он и в Хотьково что-то строит. По этой же дороге, недалеко отсюда.

— Ну, ну, — пусть он строит.

Вежливо простился с рабочим, и они пошли дальше. Генерал, оглядывая другие дома, говорил майору:

— В этом домике, что мы смотрели, он и жить будет, наш Объект.

— А хозяин? Захочет ли он продавать свой дом?

— Хозяину мы найдём жилье. Для начала в Бутырку его, в сизо закатаем, а там и подальше спрячем. Если уж Гусинского к Ибрагиму пихнули, то этого-то... как-нибудь.

— Да за что? — изумилась Екатерина.

— Как за что? За всё хорошее, что он делает в институте. Институт-то в центре Москвы стоит, охотников снять в аренду помещение там много. И всё больше иностранцы рыскают, а у них долларов куры не клюют. Вот он и пухнет, как клоп, этот завхоз института. С ним заодно и директор трудится, а там и чиновников из министерства с десяток подкармливают. А институт тем временем сокращают, сокращают. Закрывают лаборатории, — не нужны им лаборатории, — и студентов всё меньше. Площадь-то у них и высвобождается. Денежки рекой текут. Система! Мы теперь такую систему наладили: кто был завхоз, тот стал совхоз. Мы и в этом Америке нос утрём. Ничего, ничего, как говорил Островский, на всякого мудреца хватит по милиционеру. Мы у него вежливенько спросим: что да как, да на какие шиши этакие теремки воздвигаешь? Он и скукожится. Если уж Гусинскому местечко показали, — на пару денёчков, а показали! — то этому-то уж... как-нибудь. Он нам эти домики-то и сам подарит. Пусть в нём и сидит наш золоторукий хрекер. Нам за ним полегче будет приглядывать.

— Хакер, — поправила его Катя.

— Какая разница! Хакер, хрекер...

Старрок дал Тихому инструкции, где да кого поставить, да чего следует опасаться, и сказал на прощание:

— Пока-то они ещё не очухались и долго будут чесаться, а мы их тут уж и ждём-пождём.

Кто это «они», генерал не растолковал, повернул назад свою экспедицию, и тут возле Катиной машины предложил ей:

— Я поеду с вами. Нам говорить много надо, а уши моего шофера ни к чему.

И зашел с той стороны, где был руль. Кате же показал место рядом. Подполковнику Тихому бросил последнюю команду:

— Вы тут и себе подыскивайте жильё. Будете при Объекте неотрывно.

И они поехали.

Если бы записать на пленку разговор, который по дороге происходил между Катей и Старроком, то получился бы спектакль одного актёра. Говорил всё время один генерал. И говорил, торопясь и волнуясь, — и потому местечковая лексика, усвоенная им с молоком матери, была здесь выпуклой и немало забавляла нашу героиню.

— Майор Катя!.. Мне можно вас так называть?.. Скоро вы станете подполковником, вы будете получать много денег, как самый важный резидент, но пока вы майор, и это очень хорошо. Я тоже был майором, и мне тоже было хорошо.

— Да, но вы очень скоро стали генералом. И, как я читала в одной книге, — кстати, её написал Петр Трофимович, — служили у Собчака в Петербурге.

— Да, об этом написали в книге? Это интересно. Я не читал, но вы мне дадите эту книгу и я почитаю...

Он, конечно же, читал роман «Бешеные миллионы», но признаться в этом не хотел. На минуту потерял ход мысли. Затем продолжал:

— Майор Катя, голубушка, — вы такая умная, и такой счастливый женский экземплярчик... В это уж поверьте. Это говорю вам я, который много жил, кое-что видел. Всегда любил искусство, читал Достоевского... Красота спасет мир и так далее. Мы будем ехать целый час, я буду вам говорить, и вы много узнаете полезного. Если, конечно, будете хорошо слушать.

— Я очень хочу много знать! — воскликнула Катя, предвкушая большие откровения генерала.

Генерал на мгновение смолк, пытаясь уяснить для себя значение и смысл восторженной речи майора. Но толком ничего не поняв, пустился в дальнейшие откровения.

— Вы служите в милиции, носите погоны и, как всякий честный человек, верите, что служите государству. И это хорошо. Так легче жить. И можно крепко спать. По тому, какие розовые у вас щёки, можно понять, что спите вы крепко. Но сейчас подошёл момент, когда нельзя ошибиться. Будет очень обидно, если вы ошибётесь. А?.. Верно я говорю?

— А я не понимаю ваших слов. Почему именно сейчас я могу ошибиться?

— Ну, вот: вы мне говорите правду. Я люблю людей, когда они говорят правду. Вот именно: почему сейчас?.. А потому, что сделай вы ошибку вчера — и что же? Кто бы её заметил? Ну, подумаешь, поймали вы торговца рабами или не поймали — что бы случилось? А только бы и случилось, что Автандил не получил бы от кавказцев очередной взятки. Важное это дело или не очень? Важное, конечно, но не очень. Это я вам говорю, генерал Старрок. Но если вы упустите свой шанс сегодня — это будет важно. Это будет так уже важно, что не можно измерить. Почему не можно?.. А потому, что там миллионы. А где миллионы, там — о-о-о! В вашем русском народе говорят: малые детки — малые бедки, большие детки — большие бедки. Миллионы — это большие бедки. Вчера в Екатеринбурге убили директора Уралмаша. В восемнадцатом году там убили царя, а вчера — директора завода. А почему?.. Ну, почему убили царя — ясно. Он уже мешал тем царям, которые залезли в Кремль. Сейчас в Кремле хорошие ребята. Их не видно, но они и есть в России цари. И я их знаю. Вот что важно: я знаю их, они знают меня.

— Но вы отвлеклись: почему же убили директора Уралмаша?

— А-а... Вам ещё не ясно? Я же говорил, что вы должны меня внимательно слушать. В прошлом году на счетах Уралмаша было двенадцать миллионов рублей. Это мизер. Директора никто не убивал. В этом году в его руках оказались двести сорок миллионов. Это уже много. Большие детки потянули за собой большие бедки. Директора убили.

— Меня не станут убивать! — возразила Катя, беспечно откидываясь на спинку сиденья. — Да к тому же я и не боюсь. Умирать-то когда-нибудь всё равно надо. А я хочу умереть молодой. Чтобы лежала в гробу и на щеках моих был румянец. Хочу быть всегда красивой.

— Ах, Катя! При чём тут убивать? Важно другое: кому мы служим.

— Я служу государству. И вы нас так учите: хорошо служите государству.

— Да, я вас учил. Но одно дело, когда я говорю на собрании, а другое — вот теперь, когда нас никто не слышит. Солнышко вы моё незакатное! Нет у нас государства, нет. Оно было при советской власти, когда я, научный сотрудник, получал сто сорок рублей в месяц, но разве оно может быть сейчас, когда питерский недоучка Чубайс получает в тысячу раз больше, чем квалифицированный рабочий, а малограмотный грузин Шеварнадзе был в России министром иностранных дел и отдал американцам половину Берингова моря. Теперь он грузинским царём стал и решил отдать Грузию натовским войскам. А?.. Это государство?..

— А что же у нас есть? — прикинулась простушкой Катерина. — Кому же мы служим?

— Вот это разговор зрелого мужа. На Кавказе — кланы. У нас тоже кланы, но зовутся они иначе: мафии. Сегодня мы служим одной мафии, завтра другой. Это зависит от того, в чьи руки попадает Кремль. Сегодня он у меня в руках!

— У вас?

Старрок понял, что зарапортовался, хватил лишку. Сдавал назад.

— Ну... положим, не у меня. Это сильно сказано. Но моих людей там больше, чем, скажем, Автандила. Тебе надо решить: кому ты служишь? Кому выгодно служить?..

— Кому же?

— Мне! Я тебе искренне говорю и прямо: мне служи! И не попади на удочку другим.

Екатерина отвернула лицо в сторону, задумчиво наблюдала за бегущими навстречу машинами и не торопилась отвечать Старроку. Потом уверенно и убеждённо заговорила:

— Вы, господин генерал, зря принимаете меня за простушку. Я давно для себя решила, кому служить. И хотя начальник у меня Автандил, и даже вы требуете от меня послушания начальникам, но я-то понимаю: служить Автандилу — значит, набивать карманы кавказской мафии. Вы думаете, мы с подполковником Тихим слепые, а мы видим, как вчера арестованные Автандилом кавказцы вновь разгуливают на свободе и вербуют русских девушек в рабство. Значит, откупились, значит, им кто-то помогает. Может быть, Автандил, а может, кто и повыше.

— Ну, молодец! Ну, умница! Вот это я и хотел тебе внушить: бойся Автандила! Не вздумай выполнять его поручений. А если он и даст тебе задание, позвони мне. Или мы встретимся у меня дома. В милиции мне опасно тебя приглашать на беседу, там всюду слухачи, а под столами жучки. Автандил всё знает, каждый мой шаг отслеживает.

— Выходит, вы его боитесь? А это какая же борьба, если противника бояться!

— Нет, нет — я не боюсь. Я никого не боюсь, потому что за мной — сила, но всякая борьба предполагает манёвры, нужна маскировка. Ты тоже ему улыбайся, — он очень любит, когда ты ему улыбаешься, я тоже люблю, когда ты улыбаешься, но только если это мне ты улыбаешься, а ему ты тоже улыбайся, но знай, что мы должны его обмануть. Тогда он не пришлёт к нам чеченцев, которые режут и убивают. Вот в чём вся тактика и стратегия.

— Я давно её поняла, эту тактику и стратегию.

Решилась на дерзкую мысль:

— Я русская. И буду служить русскому народу.

Старрок приоткрыл рот и непроизвольно нажал ногой на педаль тормоза. Автомобиль остановился. Генерал повернул к Кате окаменевшее лицо, дрогнувшими губами пролепетал:

— Русская?.. Как это — русская?

— А так: русская и всё тут.

— А-а, а я кто?

— Вы?.. Не знаю. Слышала, будто вы — еврей.

— Как еврей?

— Ну, так — я русская, а вы еврей, что же тут непонятного? Бывает человек киргиз, бывает чукча, ну, а вы — еврей. Правда, вы на еврея не похожи, а больше на русского, но говорят так.

— Вот именно: больше похож на русского. А фамилия немецкая. А по разговорам — еврей. Так кто же я после этого?

— Не знаю. Вам лучше знать.

— А вы вот похожи на польку, глазки у вас лукавые, а волосы тёмные. Какая же вы русская? Русский — это Есенин. У него волосы светлые, как лён, глаза синие, а вы кто?.. Вот вы-то больше меня на еврейку похожи, а говорите мне такие глупости.

— Да какая же это глупость, если я вашу национальность назвала. Меня-то называют русской, и разве я на это обижаюсь? Наоборот, мне приятно бывает, если меня русской назовут. Потому что русских во всём мире уважают. Русскими были Пушкин, Лермонтов, Толстой, Чайковский. Русским называют лучший в мире балет. Как же не гордиться мне, что я русская?.. Да ладно вам, в самом деле! — поехали. Мне домой нужно.

Старрок потянул шею из рубашки, будто тесен был воротник, не спеша включил скорость, подал газ. Несколько минут ехали молча. Катя пожалела, что завела с начальником щекотливый разговор. Кажется, генерал был раздавлен этой нечаянной болтовнёй. И прошло ещё несколько минут, пока он не собрался с мыслями. Потом как-то неуверенно, сбивчиво продолжал:

— Нет, я не возражаю против такой твоей философии; ради Бога, служи ты своему русскому народу, ему, между прочим, и я служу. И наш новый президент ему служит, и дума, и правительство... Только ты хоть раз слышала, чтобы кто-нибудь из них сказал это слово: «русский»? Ты можешь вспомнить, чтобы кто-нибудь из важных людей вылез на трибуну и сказал «русский!»

— Нет, я не слышала. Но это только говорит о том, что они не русские. Вон и Зюганов — лидер оппозиции, долго пытался выговорить слово «русский», но так и не осилил. Бес в нём живёт. Этот-то бес и не даёт ему стать русским. Ну, народ сердцем услышал в нём дух чужой. И отвернулся.

— Ну, майор Катя, набралась ты ереси. Матушка, что ли, тебя так воспитывает?

— Матушка этого и совсем не знает. Она, как и вы, в советском духе воспитана. Ей такие речи в диковинку. Я про всё это на улице слышу. Сейчас люди только об этом и говорят: кто да почему захватил в России власть. Время такое пришло. И всё больше на евреев пальцем показывают. А некоторые даже, завидев еврея, останавливаются, провожают его взглядом и качают головой.

Катерина знала больную мозоль генерала, жала на неё и жала.

— Хорошо, Катя, бросим мы эту тему. Скоро Москва покажется, а мы ещё ни о чём не договорились. Мы тебя для влияния на этого синеглазого идиота посылаем. Будешь при нём вроде Штирлица. Мои заказы выполняй, и тогда хорошо жить будем.

Катя не на шутку обиделась, заслышав слово «идиот», сказала:

— А почему вы Каратаева идиотом называете?

— Ах, бросьте придираться к словам. Ну, сорвалось с языка — подумаешь, идиот он — не идиот. Какой же нормальный человек додумается до того, чтобы выворачивать карманы банкирам. Ну, ладно, харкер он, хрякер, гений, или как там?.. Важно, чтобы он работал на нас. Мы тогда будем так уже хорошо жить, что лучше не надо.

Генерал понемногу успокаивался и в речи его уж не так заметны были одесские акценты. Катя спросила:

— А что значит, хорошо жить?

— Ах, опять ты за своё! То ты мудрая, как Баба Яга, а то наивная, как Алёнушка. Хорошо жить, это когда деньги есть, когда власть у тебя и начальство тобой довольно. Что ты задумаешь, то и делай.

— У нас так не получится, — охладила его пыл Катерина. — У нас руки не свободны.

— Как не свободны? — повернулся к ней Старрок и машинально тронул педаль тормоза. Машина сбавила ход.

— Да вы править-то не забывайте! — прикрикнула Екатерина. — А не то, так давайте я сяду за руль.

Генерал съехал на обочину и остановил машину.

— Садись за руль, а то я и в самом деле... Ты такие речи говоришь, что я управление теряю.

Катя села за руль и повела машину не быстро, но уверенно и плавно. Она была довольна собой. Её способность говорить иронично, — и так, чтобы всё время быть себе на уме, помогла ей провести диалог с генералом так, как она бы и хотела. Она и про национальность завела речь с тайным умыслом выбить его из колеи и поставить на место, и ещё более углубить ров между генералом и Автандилом. Вот сейчас она ему скажет самое главное. И Катя сказала:

— И никакой он не грузин, наш полковник Автандил. Самый обыкновенный чечен. Он всё время меня чеченами пугает. Говорит, что их в Москве скоро миллион будет, и они из Кремля выметут всякую нечисть. Магазин, что под самый Кремль подкопан, они уже захватили, и банки какие-то важные им мэр столицы отдал, теперь за Кремлём очередь. Вот он, Автандил, тогда нам и покажет.

Катя говорила тихо, как о самом обыкновенном, а Старрок таращил на неё глаза, и в них кроме недоумения отражался ещё и животный страх. Генерал давно подозревал, что Автандил метит на его место, но чтобы его претензии были так серьёзны, он только сейчас понял. Понял он также и то, что Автандил всё знает о хакере и примет меры для подчинения его своим интересам. А вот как этому противодействовать, генерал ещё не знал.

— Так с кем же ты будешь работать? — спросил он прямо.

— Я же вам сказала! — проговорила раздражённо. — У меня кроме вас не будет начальников.

— Мне такой ответ нравится. К полковнику вы можете не заходить, а если зайдёте, то лишь для того, чтобы ему сказать: больше вы в отряде «Эдельвейс» не работаете. Вы получили сверхсекретное задание и будете подчиняться... другим начальникам. И больше ничего не говорите.

Генерал вздохнул облегчённо, а Катерина в душе радовалась: она окончательно закрепила за собой генерала и возвела непреодолимый барьер между ним и полковником Автандилом, которого она уже с трудом переносила.

Машина въезжала во двор милиции.

Автандил сидел за своим столом и равнодушно встретил появление Екатерины. Не сразу поднялся он и стал в своей «сталинской» манере ходить по кабинету. Не спеша набивал трубку и затем долго её раскуривал. Повязку с головы снял, но было видно, что ушиб его беспокоил. Заговорил он мирно и ласково, как с родным человеком:

— Они думают, я ничего не знаю, но мои люди везде, и в милиции, и в Кремле тоже.

Катя сидела в кресле возле стола. Автандил продолжал:

— Тебя укроют секретом, будут от меня прятать, но ты умница и хорошо знаешь, кто твой друг, а кто враг. Полковник Автандил был тебе отцом и останется им всё время, пока мы будем жить. Люди гор умеют ненавидеть врага, но они же и умеют ценить друзей.

Полковник на этом слове приостановился и поднял над головой дымящуюся трубку: так будто бы делал Сталин, когда он беседовал с маршалами или министрами. И Катя знала: это был тот самый знак, который говорил, что Автандил вошёл в роль и сейчас последует поток его красноречия. И чем дольше он будет говорить, тем его речь и жесты, и сама манера ступать мягкими подошвами тупоносых туфель по ковру будут больше напоминать великого вождя народов.

Он говорил:

— Вас закроют, прихлопнут железной плитой и спрячут от Автандила, но у вас есть маленький телефон. Вы знаете мой номер и всегда найдёте время позвонить тому, кто вас любит и бережёт от врагов. Вот мой банковский счёт: сейчас на нём мало денег, но надеюсь, будет больше. И тогда я возьму вас на белый корабль и мы поплывём вокруг света.

Он подал Катерине визитную карточку, на которой значился его счёт.

— Деньги — это наша жизнь и безопасность. Вас, как святой дух гор, будет хранить Автандил и все его друзья.

Катя вдруг поднялась, приняла стойку смирно и по-военному проговорила:

— Товарищ полковник! Я благодарю вас за совместную работу и за отеческое ко мне отношение. Русские люди тоже умеют ценить друзей. И если у меня случится хоть малейшая возможность, я пополню ваши запасы и позвоню вам. У вас тоже есть номер моего телефона, и я буду всегда рада слышать ваш голос.

Полковник взял обе её руки, долго целовал их, а Екатерина поцеловала его в щёку. Она в эту минуту была искренней. Полковник действительно хорошо к ней относился, помог ей купить квартиру и всячески её оберегал. В плане человеческом он был лучше Старрока, и сейчас она от души его благодарила.

Расстались они друзьями.

Был поздний вечер, когда Екатерина подъезжала к своему дому. Тут её с нетерпением ждала мама.